Наталья Мальвинская: У нас сегодня большая компания в студии в связи с вечером 13 февраля, вечером памяти известного пока не широкой публике, музыканта Александра Башлачева. 17 февраля в день его памяти мы, в преддверии этого дня освещаем события, которые придумал человек, сидящий в студии, это Святослав Задерий, известный музыкант, создатель группы «Алиса», его nickname послужил именем этой известной группы. Создатель группы «Нате!», песни этой группы вы услышите. Вообще хороший музыкант, хороший шоумен, фронтмен группы «Нате!», и одновременно режиссер этого проекта, который имеет название «Имя имен», два эти слова принадлежат самому Александру Башлачеву, нашему очень выдающемуся, очень интересному, очень необычному поэту. У нас в студии еще два гостя: это Владимир Аджамов, заслуженный артист России, художественный руководитель творческого объединения «Летящие во времени», он тоже участвует своим проектом, своей творческой энергией, в этом вечере, участвует постановкой интересного балета «Странник». И еще третий человек – это музыкант группы «Нате!» Алексей Сафронов, он тоже будет немножко помогать вести этот сложный диалог, надеюсь мы справимся. Начнем с вас, Слава, потому что из нас четверых вы – один имеете полное право рассказывать о Сашбаше, Александре Башлачеве, потому что вы его знали, были его другом, вы делали вместе совместные проекты, и вы еще сделали совершенно невероятную и очень важную с точки зрения православия и христианства вещь, расскажите нам, как этот проект состоялся. Как я знаю, с 1989 года, следующего после смерти Александра Башлачева, не состоялся и фильм, и много чего у человека не состоялось, и не было концертов его памяти, и никто ничего такого крупного не делал.

Святослав Задерий: Дело в том, что как-то мало освещалось его имя, в связи с тем, что душа его была не отпета. Я обратился к митрополиту Ладожскому Владимиру, и церковь дала разрешение на отпевание его души.

Н.М.: Это удивительно.

С.З.: Теперь за него можно молиться, стало быть идея всего этого концерта отталкивается тоже от этого. Раз душа отпета, отпевание произошло, отпела церковь, должны и мирские отпеть, светские. Мы с этой идеей стали обзванивать и говорить об этом. Часть от прибыли этого концерта по нашему замыслу должна была пойти на склеп, то есть на могилу.

Н.М.: Да, душа отпета, теперь он имеет право.

С.З.: К нему есть определенное паломничество. Целый ряд людей, как к памятнику Неизвестному солдату, очень долго искать. Даже мы, когда приезжали для съемок фильма, знали, где она находится, но очень долго искали. Мы с Артемом Троицким переговорили, что было бы очень логично довести эту православную идею до какой-то логической точки.

Н.М.: Это вы сделали, просто низкий поклон вам за это.

С.З.: Пока мы делаем, но тем не менее, концерт пройдет в Санкт-Петербурге, Артем Троицкий курирует московскую часть этого проекта. И Липницкий Александр. Они были его друзьями. Мы так с Артемом решили, что он – крестный, я – друг. В свое время он познакомился с Сашей в Череповце и пригласил его в Москву, первое время показывал, курировал.

Н.М.: И вообще он в известном интервью, которое публикуется на сайтах и в книге Житинского «Путешествие рок-дилетанта», он там заканчивает свое интервью тем, что «в Москве конечно, можно жить, а в Ленинграде стоит жить». То есть два города, связанные с именем…

С.З.: Наверное Саша решил, что стоит и умереть.

Н.М.: Трудно сказать, тут такая таинственная история.

С.З.: Любые все делятся на три.

Н.М.: Да, но есть еще Череповец. Там еще можно было бы. Не знаю, как там с роком сейчас. Давайте начнем с самого концерта. Он уже сложился, и я так понимаю, музыканты просто почтут за честь в нем участвовать. Расскажите о сидящем здесь Володе Аджамове, о его балете, совершенно необычное сочетание для меня было, несколько шоковое, как это – балет и рок, я такого еще не видела, хотя сейчас ищут совершенно новые формы, и находят удачные формы развитием интереса к року, темы рока.

С.З.: Нас Настя познакомила с Володей вместе, она директор, жена и вообще молодец, она принимает активное участие в устройстве этого концерта. Он мне показал то, что он делает, это настолько удивительно совпадает с концепцией души и Башлачева, и … вообще лучше один раз увидеть, чем сто раз рассказать. Потому что рассказывать балет… пусть лучше автор сам.

Владимир Аджамов: Прежде всего я бы хотел сказать, что когда Настя начала заниматься этим проектом, мы разговаривали о Башлачеве, удивительном человеке, поэте, и такой трагической судьбы, короткой жизни, пришла мысль – создать или воссоздать спектакль «Странник», который был поставлен 20 лет тому назад гениальным нашим питерским хореографом. Это очень русский, духовный спектакль.

Н.М.: Леонидом Лебедевым. Он уехал, по-моему.

В.А.: Он уехал в Москву и там живет. Спектакль удивительный. Фактически мы показывали его всего два раза, один раз в Питере, один раз в Москве. Так сложилась ситуация, что больше мы его никогда не показывали. А спектакль духовный, именно о страннике, а Башлачев – это странник.

Н.М.: Искал себя, искал города, искал место.

В.А.: И вот это все заключено в этом спектакле, который называется «Странник».

Н.М.: То есть там триединство каких-то качеств?

В.А.: Нет, там нет триединства, там есть человек и два начала – доброе и…

Н.М.: Темное и светлое?

В.А.: Даже не темное, оно просто влекущее, начало, которое заставляет все время желать чего-то, куда-то вести. И эти два начала начинают нас делать. И меняют, и заставляют идти, и ломают, и даже убивают иногда. Эта история, мне кажется очень свойственна русскому человеку, русской душе. И назвать его просто балетом сложно, и неправильно, в большей степени – это сплошная энергия.

Н.М.: Это не спектакль, не постановка, не балет – что-то новое?

В.А.: Нет, это просто спектакль. Размышление, откровение.

Н.М.: Выраженное в танце.

В.А.: Выраженное в движении.

Н.М.: Я все-таки коснусь. Вы не хотите говорить об этом, но вы протанцевали все ведущие партии в Малом Оперном театре, а это не самая последняя труппа в России и в мире, то есть все партии, от Спартака до… я не знаю.

В.А.: «Спартак» у нас не шел, не ставился никогда, но фактически весь репертуар основной – да. Но самое интересное, что было в моей жизни – это общение с художниками, хореографами, которые приносили свои мысли, свои чувства, открывали свои миры. Самое интересное в мире – это общение и открывание мира. Воспринимаешь мир через людей, через общение, через ощущения другого.

Н.М.: Думаю, что да. Вы ищете какие-то новые формы, и характерно, что это в Питере происходит. Потому что насколько я знаю, в Москве нету таких поисков, не знаю почему, может быть, потому что довлеет Большой Театр, труппа, ответственность показывать то лучшее, что востребовано в мире, классический балет. То ли потому, что из Москвы меньше уезжают, из Петербурга – больше, и Петербург более бедный город на деньги, поэтому хочется, но зато более свободный в поиске. Когда человеку нечего терять в кармане, может быть, он легче склонен, или я ошибаюсь?

В.А.: Просто в Питере больше сумасшедших людей, в хорошем смысле этого слова. Просто Питер – он дышит творчеством, заставляет, ранит, разрывает больше чем Москва. Здесь стонов больше, тоски больше, и это заставляет двигаться. Тебе хочется, невозможно ничего не делать. Здесь мысли бурлят, точат. Это всегда было. Это отличительная черта Питера. Именно здесь собирались удивительные люди, которые давали толчки и направления в различных областях искусства.

Н.М.: В балете – уж точно. Все «Русские сезоны», которые были завязаны на балет, открыли миру русскую балетную школу. И вообще лучшие звезды, начиная с 60-х годов 19-го столетия и позже, танцевали и рождались на русских подмостках, на русской сцене.

В.А.: На русских подмостках, на русской сцене, на петербургской сцене. Скажу, что у нас потрясающая школа хореографии, не балета, а именно искусства хореографии. Она имеет свои традиции потрясающие, нигде в мире такого не было. Есть последователи, люди, которые продолжают это дело.

Н.М.: Вы имеете в виду – постановочной, комбинаторной техники поведения на сцене? Не самих приемов человека, который выявляется?

В.А.: Да, не исполнители, а те люди, которые сочиняют, школа сочинительства.

Н.М.: Наверное, от Петипа, это ведь Петипа принес это первое такое вливание западное. А потом уже оно развивалось.

В.А.: Все закономерно, все переливается. Что-то приходит с Запада, потом возвращается, потом возвращается сюда. Мир не настолько отделен, просто на этой почве, которая называется русской, он приобрел другое звучание, духовность и душу.

Н.М.: Я хотела бы задать смелый вопрос. Александр Башлачев говорил, что он хотел бы играть со всеми, на вопрос Андрея Бурлаки в журнале «Рио». В общем смысле, если играть, вы бы хотели с ним играть, и сыграл ли бы он с вами? Если предположить.

В.А.: Мы со Славой много говорили об Александре, и я думаю, что это одной крови. Поэтому легко идет у меня работа, ложится все, и я не боюсь, нет страха. Потому что это просто отдать, не взять, не получить, а отдать. Думаю, что это свойственно было и Саше тоже.

Н.М.: Только не повезло ему, у него ни призов, ни наград. Правда, он и не стремился к участию в рок-фестивалях. Правильно я говорю, Алексей? Алексей Сафронов: Он участвовал в фестивалях, но все равно этот человек – одиночка, он сам шагал. Русская душа не может быть массовой. Это одиночество, определенная философия, жизнь. Мы приходим в этот мир одни, и уходим из него одни. Каждый человек по сути одинок. Вокруг него была масса людей, которые хотели дружить с ним, помогали ему, но любой человек одинок, и это дает ему силы писать и творить.

Н.М.: Он ощущал это одиночество, его остро переживал, может быть, поэтому и не стремился к внешней, визуальной выразительности, которую вы придаете, Владимир, этому спектаклю. Вы пытаетесь внутреннюю философию состояния одиночески визуализировать в танце.

В.А.: Трудно сказать, хочу ли я философствовать. Я хочу прожить в этот день на сцене…

Н.М.: За эти сколько минут спектакля?

В.А.: За 23 минуты.

Н.М.: За 23 минуты спектакля вы хотите прожить целую жизнь?

В.А.: Отдать состояние. Потому что будет много музыки, будут слова, но заставить немножко почувствовать на себе зрителю то, что чувствует творческий, ранимый, хотящий человек.

Н.М.: Вы в этом солидарны и ассоциативны с Александром, потому что он всегда не знал своего направления, не знал, что такое направление. Когда у него спрашивали, что такое рок, он говорил: «А что такое рок? это миф», интерпретация мира, то есть то, что вы по сути собираетесь делать 13 числа. Интерпретация мифов на сцене в сочетании с позицией, раскрытием имени. Для многих это будет первое знакомство с Александром Башлачевым, с его песнями, люди в массе его не знают, а он – один из апостолов русского рока. Так получилось, что не знают. Я думаю, что вы сверхзадачу реализуете.

В.А.: Никакую сверхзадачу я не буду реализовывать, я просто постараюсь высказать то, что болит у художника, чем болеют художники. Тот мир, в котором живет художник, те страсти, которые бурлят, то высшее, духовное, божественное начало, которое в нем живет, и что несет сам человек от этого.

Н.М.: Такую изначальную энергетику. Я очень приглашаю всех на вечер 13.02.2006, потому что этот спектакль, о котором мы сейчас так взволнованно говорили, невозможно будет вскоре увидеть, кроме как в концертном зале «Россия», по тому же примерно сценарию. Может быть состав группы изменится, но ваш балет будет. Вряд ли его так легко повторить, найти площадку.

В.А.: Если серьезно, я никогда не стал бы его сейчас делать, если бы не было такой ассоциативной близости именно для этого вечера. Просто совпало.

Н.М.: Какая-то мифология.

В.А.: Я безумно люблю этот спектакль, считаю, что это одно из лучших произведений этого гениального хореографа. Он мне очень дорог, он очень надрывный, очень открытый.

Н.М.: Мы продолжаем разговор о проекте памяти Александра Башлачева. Я хочу задать вопрос Святославу Задерию, который является режиссером проекта с одной стороны, и как вы слышали, он как христианин сделал невероятную вещь, добился такого разрешения, не знаю, кто кроме него мог это сделать. Плюс он является музыкантом, не только создателем группы «Алиса», но даже несколько альбомов выпустили вместе с группой «Алиса», в каких-то вы участвовали записях первых? А потом вы уже решили сделать свою группу «Нате!».

С.З.: Я не считаю себя глобальным музыкантом, мне интереснее делать вещи более широкие. Кому надо, я просто умею играть на бас-гитаре и закончил джазовую школу. Это для меня лишь средство. Я люблю шоу, постановочные вещи. Для меня на тот момент группа «Алиса» как спектакль уже потеряла свою форму. То, что я делаю – это не названия групп, это названия спектаклей. Получилось так, что сейчас мы вернулись к этому, благодаря Саше собрался снова коллектив наш. Потому что в то время почему он не смог записаться? Когда он попал в нашу среду, это был момент активной деятельности Ленинградского рок-клуба, мы все ездили. Он обращался и к Курехину, и ко мне: Слава, помоги. Я говорил: Саша, у нас гастроли, туда-сюда, подожди, мы вернемся. Поэтому он бился один до определенного момента.

Н.М.: И не получилось.

С.З.: Думаю все-таки, что быть одному – трудно, тем более гостем в любом городе, бездомье, психологические какие-то моменты.

Н.М.: Любовь, неустроенная жизнь.

С.З.: Это тоже отчасти послужило его решению. Тем не менее, я думаю, сейчас наступил как раз такой момент, мы недавно сделали то, о чем говорили с Сашей очень долго. Я как музыкант, он как человек слова, то есть журналист, чему он меня учил, и многих из нас. Он тогда принес всем нам отношение к слову более лингвистическое, более тонкое. Он все-таки профессионал-журналист, сразу нам дал такую широкую крупную форму, она до сих пор осталась такой крупной. Пара вещей – просто мощные, они постановочные еще, например, «Ванюша». Мы сейчас делаем альбом, я взял несколько людей, которые, по моему мнению, максимально правильно поют его песни, а это очень сложно. Костя Кинчев мог, он спел мне очень удачно.

Н.М.: А вот на этом концерте будут петь только… обязательно…

С.З.: Не обязательно, я ставил задачу таким образом – если вы считаете, что можете – то попробуйте, но я бы вам не очень советовал. Если вы исполните свои три песни о месте поэта в современном мире на сегодняшний день, это было бы правильно.

Н.М.: Да, поэт в России больше чем поэт. А этот концерт вы, получается, делаете не за упокой, а как?

С.З.: За здравие. Потому что теперь за него можно молиться, как сказали мне в церкви. Было очень трогательно, когда вышли от этого митрополита и зашли в церковь напротив Лавры, и выходили обратно – между дверями церкви лежал голубь с развернутой шеей, клянусь вам. Я прикоснулся к нему, и у него голова поднялась. Мне даже нечего сказать по этому поводу.

Н.М.: Да, Слава, вы конечно необычный человек. Спасибо, что вы к нам пришли и рассказали такие дорогие вещи о человеке, который, я надеюсь, станет дорогим для многих, и не уйдет теперь уже ни с горизонта рок-музыки, ни с этого пласта культуры, который в 80-е, 90-е годы, он теперь плотно привязан.

С.З.: Это было время учителей, думаю, оно сейчас вернется. Время хаоса более-менее прошло, как-то устаканивается все. Время собирать камни. Пусть и в очень сложной обстановке, пусть где-то горит земля, рушится.